Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм

и действия; он способен на действие лишь тогда, когда точно знает, каков будет результат; он не терпит никакого сомнения; лихорадочно ищет уверенности и, когда ему не удается ее найти, еще сильнее мучается сомнениями. Люди, одержимые потребностью контролировать, бывают и добрыми, и жестокими, главное, чтобы предмет их интереса позволял контроль над собой. Когда эта потребность во власти достигает определенной черты, психиатр говорит, что такой человек страдает обсессивно-компульсивным неврозом с сильными садистскими тенденциями. Это хороший способ описать ситуацию с точки зрения классификации психических заболеваний. Однако, взглянув под несколько другим углом, можно было бы сказать, что этот человек страдает неспособностью любить жизнь, что он боится жизни точно так же, как боится всего, что не может контролировать.

И это приводит нас к принципу, который является неотъемлемым свойством любви, будь то любовь к жизни или к человеку, животному, растению. Я могу любить, лишь когда моя любовь выражается подходящим образом и отвечает нуждам и природе предмета любви. Если цветку нужно мало воды, моя любовь состоит в том, чтобы предоставить ему столько влаги, сколько требуется. Если у меня есть собственные представления о том, «что хорошо для цветка» – например, что чем больше воды, тем лучше, – я покалечу его или убью, потому что не сумел полюбить так, как ему было нужно. Просто «любить» недостаточно, недостаточно «желать лучшего» для другого живого существа; если мне неизвестны нужды цветка, животного, ребенка, мужчины или женщины, если я не могу отказаться от собственной концепции «лучшего», от своей потребности в контроле, моя любовь станет разрушительным поцелуем смерти.

Многие люди не могут понять, почему теряют любовь другого человека и даже отпугивают его, хотя любят глубоко и даже страстно. Они жалуются на жестокую судьбу и не понимают, почему их любовь не вызывает ответной любви. Если они сумеют перестать жалеть себя и винить жизнь, им будет полезно задаться вопросом (возможно, это даже изменит печальный курс событий), отвечает ли их любовь нуждам любимого человека или является результатом их собственных навязчивых идей о том, как «лучше».

От контроля до использования силы – всего один шаг. Верное для первого столь же верно и для последнего; любовь и сила находятся в несовместимом противоречии, и, пожалуй, в человеческом поведении нет более фундаментальной полярности, чем между любовью и силой. И то и другое глубоко укоренено в нашей природе; это базовые возможности восприятия мира и взаимодействия с ним. Когда я говорю о силе, не думайте сразу же о жестокости, агрессии, нападении, войне. Это – крайние проявления силы, но они не тождественны принципу силы. Большинству людей принцип силы кажется таким естественным и самоочевидным, что они даже не распознают в нем конкретный принцип, видят здесь часть «человеческой природы». Принцип силы часто кажется самым подходящим и простым решением проблемы.

Представьте себе мать, чей ребенок отказывается сделать что-то необходимое. Самый надежный и быстрый способ – заставить маленького Джонни силой. Власть у вас в руках; ребенку придется подчиниться – так почему бы не воспользоваться силой? Конечно, силу можно применять множеством способов – как дружелюбных, так и гнусных. Можно начать с убеждения и даже не упоминать насилие, оставив эту угрозу на самый крайний случай. Или можно сразу начать с угроз. Силу можно использовать с умеренностью и лишь в той степени, в какой требует ситуация; или, если у вас имеются садистские наклонности, вы можете использовать ее незамедлительно и куда более сурово, чем необходимо. Насилие не обязательно должно быть физическим, давление может быть психологическим, если вы пользуетесь доверчивостью или невежеством ребенка, чтобы обмануть его, солгать, промыть ему мозги. Сила эффективна не только в том, что касается достижения конкретной цели; если противник не может надежно защититься, это тоже приносит огромное удовлетворение человеку, который использует силу. Она как будто доказывает его мощь, превосходство, могущество. Однако сколь обманчивы эти доказательства! Просто потому, что взрослый больше и сильнее ребенка, он мнит себя главнее, хотя против человека с пистолетом сам станет как ребенок.

Отношение к детям – лишь одно из проявлений силы. В жизни взрослых, индивидуальной и социальной, она применяется в той же степени и даже в большей, поскольку чувство нежности, которое большинство из нас испытывает к детям, с меньшей вероятностью повлияет на нашу установку относительно людей одного с нами возраста, особенно незнакомых. Как правило, в межличностных отношениях использование силы сдерживается законом. Во множестве случаев закон запрещает мне использовать силу, чтобы заставить другого человека поступать согласно моей воле. Но закон дает лишь самый минимум защиты от силы и практически не вмешивается в личные отношения. Отец перестает выплачивать юному сыну содержание, чтобы тот отказался от карьеры, которой хочет себя посвятить; мать слезами и мольбами разубеждает юношу жениться на девушке, которую он выбрал, – оба используют силу; работодатель, грозящий увольнением; учитель, который ставит ученикам плохие оценки, если они не разделяют его взгляды, – сознательно или нет, все они используют силу.

Что касается отношений между народами, то сверхгосударственного закона, ограничивающего использование силы, не существует. Принцип суверенности, принятый всеми странами, гласит, что государство имеет право защищать свои интересы любыми средствами, которые сочтет подходящими, включая, что естественно и крайне важно, силу оружия или экономическую мощь. Мы с легкостью убеждаем себя, что используем силу для оправданной обороны, однако нас не тревожит тот факт, что для того, чтобы достичь собственных целей, мы сеем смерть и разрушение, не устанавливая для них никаких границ. Мы настолько эмоционально очерствели, что можем с удовольствием завтракать, читая в газете рассказы об убитых и изувеченных мужчинах, женщинах и детях.

Использование силы, конечно же, рационально только в том случае, если я сильнее своего противника. Логичным следствием этого факта становится стремление наращивать силу и мешать другим, насколько это возможно, достигнуть того же уровня. Однако история куда лучше, чем индивидуальная жизнь, демонстрирует, что все попытки установить постоянное господство с помощью силы неминуемо оканчиваются провалом. То, что в пылу победы кажется основанием для столетий неизменной стабильности, основанной на силовом превосходстве, неминуемо рушится через несколько десятилетий под натиском новой силы или внутренней девитализации. Гитлеровский тысячелетний рейх, продлившийся всего пятнадцать лет, – вот типичный пример триумфа, основанного по большей части на силе.

Более того, даже когда сила, на первый взгляд, приносит желанные результаты, обнаруживаются нежелательные побочные эффекты. На межгосударственном уровне сила внушает поверженной стороне пылкое желание отомстить и в то же время дает нравственное оправдание для того, чтобы самой использовать силу, когда позволят обстоятельства.

Столь же опасен побочный эффект, который сила оказывает на тех людей, которые ее применяют. Они вскоре